25 июля двое воспитанников Серафимовской спецшколы, где учатся так называемые трудные подростки, сбежали. А когда были пойманы, расписали, как с ними плохо обращаются в учебном заведении. С этого случая начались проблемы у руководителя учреждения. «АиФ-Башкортостан» поговорил с самим директором и сотрудниками спецшколы, чтобы выяснить, что происходит в заведении.
Поддержали все
25 июля сбежали двое воспитанников, находившихся в школе меньше месяца. Вскоре их задержали и направили в центр изоляции несовершеннолетних в Уфе. Там один из беглецов обвинил сотрудников спецшколы и товарищей в плохом обращении — как потом оказалось, чтобы как-то оправдать побег.
Уполномоченная по правам ребёнка в Башкирии Милана Скоробогатова, получив сигнал, для беседы с подростками на место не выехала, а направила жалобу в региональное министерство образования. Прокуратура республики выдала ведомству предписание принять меры.
7 сентября Аднагулова вызвали в минобразования, хотя к тому времени сбежавший подросток признался, что написал неправду. Тем не менее, педагогу предложили подписать приказ о своём увольнении. Не согласившись, директор обратился в суд. Его поддержала общественность села Серафимовский, глава сельского поселения, педколлектив. В начале ноября Аднагулова восстановили в должности.
Атмосфера добра и творчества
«Я в спецшколе с 1986 года, — рассказывает преподаватель русского языка и литературы Лилия Шайбекова. — При Аднагулове она пережила ренессанс. Укрепилась материальная база, стали выигрываться российские конкурсы, завоёван грант. Открылись новые профориентационные профили. Установлена надёжная обратная связь с ведомствами, учебными заведениями, местной властью. Он вдохнул в школу семейный уют. В последние годы мы приглашали для диалога сотрудников минобразования, чтобы объяснить специфику нашей работы, но так и не дождались. Мы бы рассказали, что у нас и раньше были массовые побеги, но директоров не увольняли. Побег двух ребят, уже извинившихся и заявивших, что никуда из этой школы уходить не хотят, только повод уволить несговорчивого директора».
«Работаю тут пять лет, в этом заведении атмосфера добра и творчества, — говорит преподаватель башкирского языка и литературы Флорида Гареева. — Сразу и не скажешь, что школа режимная. А ведь сюда поступают озлобленные дети, не привыкшие к подчинению. Многие в 9-м классе читают по слогам, впервые едят досыта. Коллеги вкладывают море сил и терпения, чтобы через несколько месяцев дети оттаяли. Улыбки на их лицах — это результат упорного труда, на который способны не многие педагоги. Те, что остались, умеют найти путь к сердцам трудных детей».
Встроить в общество
«В связи с изменениями в законодательстве об образовании режимные школы приравняли к обычным, — рассказывает Рашит Аднагулов. — Расходы урезали, видимо, чтобы увеличить их в виде оплаты сверхурочных полиции или тюремного содержания. Я выступаю против непродуманной, на мой взгляд, «оптимизации», проводимой последние несколько лет минобром республики без какого-либо обсуждения с нами.
Уже ликвидированы режимная служба, все психотерапевты, зубной врач, медсанчасть. Из пяти моих заместителей осталось три. Это мы переживём, а вот педагогов и воспитателей сокращать категорически нельзя. Финансирование школы сокращено с 53 до 42 млн рублей в 2018 году. Прошу руководство на этом остановиться».
«Видели, как подростки слушают Аднагулова? — говорит учитель математики и физики Светлана Солдатенкова. — Открыв рот, впитывая каждое слово. А ведь их не обманешь, они чувствуют каждую нотку фальши. Ребята окрыляются! Вся стена в почетных грамотах и дипломах за победы.
Рашит Карамутдинович наладил работу с меценатами и спонсорами, выбивает даже бельё, которым детей обязано снабжать государство.
Наше заведение помогает встраивать в общество более 60% воспитанников. Чиновники заявляют, что 80 учащихся — мало для такого штата (77 человек). Хотя в аналогичных заведениях России он ещё больше. Уверена, можно обойтись без дальнейшего уменьшения персонала единственной в республике спецшколы. Наполняемость классов у нас — 8-10 человек, развиты компенсационные механизмы. Если подросток никогда не сможет добиться высоких результатов в учебе, у него есть возможность проявить себя в творчестве, спорте, работе на станке».
Кто оградит от тюрьмы?
«Основным мотивом побега ребят стал авантюризм, желание обхитрить взрослых, — говорит Аднагулов. — После сокращения специалистов вести профилактическую работу станет некому. Работать на пределе сил невозможно. Что останется? Только карать?
Социальной адаптацией трудных подростков могли бы заняться реабилитационные, социальные центры, но многие оттуда сбегают. Программы таких центров не столь углубленные, как у нас. Поэтому республике нужно не просто сохранить, но и развивать свою единственную спецшколу. В подобных школах на Севере 88% выпускников отправляются в тюрьмы. Там подростки живут по идеологии так называемого уркаганского единства. Искоренить его трудно».
После обучения мы два года следим за ребятами. Количество рецидивов не превышает 6% от общего количества выпускников. Затем в одних побеждает здоровое зерно, в других профилактический импульс угасает. Они берутся за старое, особенно те, кто возвращается к родителям-алкоголикам и прежнему окружению. Парней с пятном в биографии не восстанавливают в школах, не берут на работу. Наша спецшкола учит пользоваться токарным станком, столярничать, но не имеет права присвоить разряд, аттестовать и это проблема, которую надо решать».
Прокомментировать