Семейные побои — действия, «причинившие физическую боль, но не повлекшие последствий» — были выведены из области уголовного кодекса, сделав их административным нарушением. В частности, предусмотрен штраф от 5 тыс. руб. до 30 тыс. руб., от 10 до 15 суток ареста или исправительные работы от 60 до 120 ч, а уголовная ответственность наступает, если уже получивший «административку» побил человека вновь: максимальное наказание — 3 месяца ареста. Очередная волна обсуждений последствий этого нововведения захлестнула соцсети этим летом в связи с резонансным делом сестер Хачатурян. В конце июля в соцсетях прошел флешмоб «#Я не хотела умирать», запущенный после убийства очередной жертвы домашнего насилия.
По данным Росстата, в 2015 г. от насилия в семье пострадали 36,4 тыс. женщин, а в 2016 г. — 49,7 тыс. женщин. После декриминализации побоев число пострадавших резко снизилось: в 2017 г. их зафиксировано 25,6 тыс., в 2018 г. — 23,5 тыс. человек. Как отмечают «Известия», реальное положение дел не соответствует официальной статистике, учитывая, что главные особенности семейно-бытового насилия — систематичность и латентность. По данным, которые приводит правозащитница, автор флешмоба Алена Попова, в России в среднем 16 миллионов жертв домашнего насилия в год, при этом только 51 тысяча дел доходит до суда; по неофициальным в России ежегодно гибнут от домашнего 12-14 тыс. женщин.
При этом большинство россиян негативно относятся к декриминализации домашнего насилия. По данным опроса, который приводит РИА «Новости», 57% опрошенных считают ошибкой в этом законе замену уголовного наказания на административное. Положительно декриминализацию домашних побоев расценивают 26% россиян. Основная причина, по которой жители России поддерживают декриминализацию домашнего насилия, — уверенность в том, что «административное наказание — тоже наказание».
Невозможность решить проблему с помощью законодательства увеличило инициативы на местах — в частности, в стране увеличилось число убежищ для женщин, оказавшихся жертвами домашнего насилия. Как правило, это частные квартиры или стационары при государственных кризисных центрах. По данным национального центра по предотвращению насилия «Анна», в 2002 году таких приютов в России было 12, в 2018 году — 95.
Автономная некоммерческая организация «Общество помощи детям «Возможность» работает в Башкирии с 2011 года. И если вначале организация специализировалась на сопровождении беспризорников и содержании их в социальной гостинице, то последние пять лет организация предлагает социальную гостиницу и для женщин, пострадавших от домашнего насилия. В частности, с 2014 по 2018 гг. помощь здесь получили 58 семей, в которых воспитываются 82 ребенка, в том числе 20 семей, переживших семейное насилие. При этом 76% семей, получивших помощь, являются неполными; в большинстве случаев причиной неполной семьи было именно домашние насилие. Представители АНО «Возможность» утверждают, что проблемы безнадзорности и правонарушений среди детей и подростков напрямую зависят от неблагополучия и случаев насилия в семье.
— Нередко к нам приезжают из других городов, потому что они после случаев насилия женщины скрываются от своих мужей, пока те ищут их в родных городах, — рассказывает директор организации Наталья Слободян. — К примеру, у нас останавливалась женщина из соседнего региона. В какой-то момент ей позвонили, сказали, что муж узнал, где она, и едет сюда. Она буквально ночью садится в машину и уезжает в другой центр, который мы порекомендовали. Через два дня на подъезде нашей социальной гостиницы — а это обычная квартира в высотном доме — висит объявление, мол, разыскиваю жену, попала в секту, это может быть опасно, у нас трое детей и т. д.
Как уточняют представители организации, задача такой социальной гостиницы — как можно быстрее восстановить ресурс семьи для самостоятельного проживания. Самый большой срок проживания был около года: это была женщина с тремя детьми, двое из них были с инвалидностью.
— Мы создаем безопасное пространство, чтобы восстановить ресурс тех, кто у нас проживает. Представьте, что женщина живет в условиях домашнего насилия, у нее отключены все функции, кроме инстинктов — она может либо дать отпор, либо бежать, либо притвориться мертвой, чаще всего срабатывает последнее.
Когда она оказывается в безопасных условиях, у нее включаются ее же собственные ресурсы, и она понимает, что может жить самостоятельно. Мы помогаем найти работу, жилье, переехать в другой город, если это необходимо.
Стоит отметить, что в статистике республиканской прокуратуры нет строчки пострадавших от семейного насилия, при этом до полиции и тем более до суда не доходит большая часть случаев домашнего насилия: полицейские реагируют на причинение тяжкого вреда здоровью, например, ножевые ранения, или факт убийства.
— Если человек подал заявление, а потом забрал, то участкового за это не похвалят, — подчеркивают представили АНО. — Кроме того, наша полиция, в отличие от полиции других европейских стран, не имеет права зайти в дом, даже если они точно знают, что там происходит какое-то противоправное действие. Сейчас побои — это не состав преступления. И даже если состав преступления все же есть, в 2/3 случаев женщины просто не обращаются в полицию, а если обратились, то чаще всего жертвы забирают эти заявления. Поскольку нет адекватного закона о семейном насилии, регулировать отношения в этой области не на чем, то есть полицейскому не на что опереться. И это не потому что он так считает, а потому что у него нет пунктов закона, на основании которых он бы что-то делал с насильником, пока нет уголовного преступления.
После снятия побоев уголовное дело возбуждать никто не будет, нужно доказать, что это происходит систематически, то есть нужно зафиксировать вторые побои, третьи и, как минимум, должен быть причинен вред здоровью средней тяжести.
При этом многие жертвы просто не верят, что полиция или госорганы им помогут. Работа государственных органов в большей степени направлена на защиту прав ребенка, а женщине обратиться попросту некуда. И страх, что у нее отнимут ребенка или поставят на учет, закрывают перед женщиной возможности обратиться за помощью. Как отмечают специалисты «Общества», зачастую дети в таких историях — средство сведения счетов: муж пытается забрать ребенка, хотя он ему и не так уж нужен, таким образом он пытается доказать, кто хозяин в семье.
— Мы работаем на стыке — есть и социальное дно, и статусные семьи, — отмечает Наталья Слободян. — Единственное, что их отличает — деньги. Бедный побил жену, потом принес букетик ромашек, они помирились и дальше пошло по кругу. А богатый купил путевку дорогую. Так в чем разница?..
Координатор социальных программ организации Татьяна Полонская подчеркивает, что, как правило, есть определенная цена насилия, которую женщины готовы платить:
— Всегда есть выгода, ради которой женщины готовы терпеть насилие. Постепенно она привыкает и начинает считать, что это нормально. Когда эта выгода заканчивается, она еще может прийти в себя и увидеть, что происходит на самом деле. Жертвы зачастую ищут подобных мужчин, потому что не видят альтернативных взаимоотношений. Как правило, выясняется, что у пострадавшей от насилия мужа в свое время был жесткий отец, реже — мать, но так или иначе это женщины, которые в таких условиях выросли и воспитаны в рамках определенного стереотипа поведения. Так и вырабатывается созависимость: когда тебе с этим человеком плохо, а без него — вообще невозможно. Поэтому чаще всего реакция такая: «он же все-таки мой муж» — и ничего не объясняя, порой просто собирают вещи и уезжают. Это тоже к вопросу о том, почему полиция себя так безучастно ведет.
Как подчеркивают представители АНО «Возможность», в России не развит институт консультирования, психотерапии, как в западном обществе, где у каждого есть личный психотерапевт. Поэтому непроработанные проблемы остаются где-то глубоко внутри и всегда готовы нанести дополнительный удар.
P. S. В Госдуму осенью планируется внести законопроект «О профилактике семейно-бытового насилия». Обещается, что этот документ создаст новые механизмы защиты жертв — охранный ордер и защитное предписание (официальный запрет агрессору приближаться к пострадавшим). Планируется, что новый закон будет носить не рамочный характер, а станет основой для системы профилактики, которая работает на упреждение и профилактику, а не на разбирательства постфактум.
Прокомментировать