Выборы главы Башкирии позади. Полтора месяца ушло на определение ключевых фигур правительства, иначе говоря, костяка команды, с членами которой Радию Хабирову придется идти к намеченной цели. Дабы не оценивать позже, что из запланированного и обещанного получилось, а где произошел провал в выполнении задач, Медиакорсеть решила открыть рубрику «Полчаса в Белом доме», чтобы изредка отвлекать от работы членов правительства и обсуждать с ними важные — текущие и перспективные — дела. Первой смело согласилась ответить на наши вопросы заместитель Премьер-министра правительства Республики Башкортостан — министр семьи, труда и социальной защиты населения Ленара Иванова.
Прежде, чем перейти к интервью, напомним читателям, что только в нашей республике есть министерство семьи. Инициатива его создания два года назад активно поддерживалась детским омбудсменом России Анной Кузнецовой. «Учитывая те задачи, которые поставил руководитель региона, — это систематизация всех задач, всех направлений по защите семьи, семейных ценностей, детства, в том числе, в одном ведомстве — это очень важно», — прокомментировала в июне 2017 года Анна Кузнецова.
— Ленара Хакимовна, в последнее время СМИ довольно часто обращают внимание на различные реорганизации в вашем ведомстве. С чем это связано: с сокращением или объединением различных управлений в новой структуре? Экономией бюджетных средств или перераспределением расходов?
— Начну с того, что как раз в последнее время в министерстве не происходило каких-то фундаментальных преобразований, все изменения носят, скорее, корректирующий характер. А вот со следующего года у нас существенно прибавится работы.
Дело в том, что опека над несовершеннолетними и детские дома из зоны ответственности минобразования перейдут к нам. По сути, это уход от ситуации «у семи нянек дитя без глазу». Ну и, согласитесь, министерство образования должно нести свою светлую миссию — обеспечивать детей, в том числе и детей-сирот качественным образованием. Для нас же важно в самом начале определиться, что является нашей целью. Думаю, она бесспорна — уменьшить число детей-сирот. В разы уменьшить число социальных сирот (то есть, при живых родителях).
А дальше исходя из этой цели мы поставим задачи всей нашей системе органов и учреждений.
С 2020 года в одной большой семье будут работать муниципальные органы опеки, центры «Семья» или служба семьи, приюты и детские дома. Понятно, что в определённом смысле нам предстоит перестроить работу. Задействовать резервы, направить максимальные силы на то, чтобы предупредить наступление трагедии, предотвратить негативные последствия от отсутствия внимания к той или иной ситуации.
К сожалению, сегодня мы, в основном, бьем по хвостам. Все сокрушаются, когда в очередной раз интернет взрывают подробности какой-нибудь жуткой истории про мордобой, «пьяные пожары» или, не дай бог, убийство. Но ведь до такого люди скатываются не за один день!
Это происходит при молчаливом равнодушии нас всех. Соседей, воспитательниц в детском саду или учителей в школе, детского врача, коллег по работе, одноклассников или одногруппников, участкового полиции и всех, кто заметил, что что-то идёт не так. Поэтому, главное для нас — научиться вовремя реагировать и деликатно помогать.
Чиновники не могут противостоять тому, что разбиваются семьи или умирают родители, а дети оказываются потом никому не нужны.
Знаете, меня всегда поражало, что у моих коллег из северо-кавказских регионов (Северная Осетия, Дагестан и т. д.) практически нет проблем с организацией ухода за детьми в детских домах или за пожилыми людьми в домах престарелых. Почему там крепкие семьи? Почему за сиротой сразу же приезжают родственники? Потому что традиции таковы. Может, нам стоит стремиться к этому? Возникают проблемы: потерял глава семьи работу и не справился со стрессом, начал пить, или тяжело заболел родственник, за которым приходится смотреть, уволившись или бросив учебу, сгорел дом — почему бы нам не помочь им, а не пытаться из этой семьи, попавшей в трудную ситуацию, изымать и отправлять в приюты детей?
Мы не против приютов как таковых, приюты, безусловно, должны быть. Но не надо забывать, их функция — не создать домашние условия, а временно приютить ребенка.
К слову, бывала в таких учреждениях в Европе (во Франции), там все очень по-спартански. К сожалению, у нас в среднем дети оказываются в чужой среде — в приюте а, значит, как правило, другой школе — до 3-4 месяцев и это надлом, стресс, которых при большей заинтересованности взрослых дети могли бы избежать. Несмотря на потраченные усилия, зачастую мы добавляем им разочарование, выливающееся в глубокую депрессию. Приют — это не пионерский лагерь, откуда родители забирают отдохнувшего ребенка через две недели. Это место, где он сидит в неведении и ждет, что взрослые придумают в его отношении, вернется ли за ним мама.
— Скажите, а по статистике трагедии возникают в семьях, которые «взяты на карандаш»?
— К сожалению, трагедии возникают в основном в семьях, которые ни на каких учетах не состояли. Мы все ресурсы концентрируем не там.
— Бесспорно, государству и обществу во всех смыслах выгоднее профилактика. Но как ее выстроить?
— Собственно, мы уже год этим активно занимаемся.
Во-первых, это вовлечение всех структур не на словах и не для бумаги, а на деле. В каждом сельсовете созданы рабочие группы (туда входят фельдшер, завуч школы, местный имам или настоятель и др), они видят и знают все семьи.
Второе, постоянное обучение сотрудников. Нам здорово помогают различные грантовые проекты. Мы успешно работаем и участвуем в мероприятиях московских фондов: Фондом профилактики социального сиротства (Москва) и Фондом поддержки детей, оказавшихся с трудной жизненной ситуации (Москва). Сами проводим обучение по зональному принципу. Охватили все районы. Все это подтягивает людей, не даёт выгорать. Что очень важно, появляется осмысленность в работе.
Третье — внедрение стационарозамещающих технологий, упор на социальное сопровождение семей. Это значит, что вместо помещения одного ребёнка в приют будет доступна помощь специалистов всей семье. Можно по принципу дневного пребывания организовать помощь уже шестерым детям или двум-трём семьям. Это занятия с психологами, логопедами, дефектологами.
Я уверенно могу сказать вам, глядя на структуру заполнения приютов — она неоптимальна, потому что 30% коечного фонда пустуют, соцобслуживание избыточно. Поэтому мы и начали практиковать переход к коррекционно-развивающей работе. Пока приступили в трёх районах — Архангельскоом, Давлекановском и Куюргазинском. Причём, специалисты не увольняются, а переориентируются.
Наконец, четвёртое, участковый принцип. Это моя давняя мечта. Чтобы, как у медиков, на определенное количество проживающих на закреплённой территории приходился один социальный педагог. И он был бы координатором, к которому сходятся все ниточки, поступают сигналы от школы, старшего по подъезду или женсовета. Который мгновенно сориентируется и привлечёт необходимую помощь. И если все хорошо на его участке, то он премируется. А вот если произошла беда — наоборот. То есть, за каждую деревню, улицу и подъезд кто-то будет отвечать.
Мы только подступаем к формированию такой системы. Пока не хватает ставок. Но потихоньку такую участковую службу семейного реагирования мы выстроим по всей республике. И даже, надеюсь, не придётся просить дополнительных денег. Постепенно «дорогие» стационарные круглосуточные услуги будем замещать гибкой дневной работой, выездными бригадами.
— Когда все это произойдёт?
— Думаю, к 2024 году более-менее система будет выстроена.
Знаете, есть такое понятие как «вторичное сиротство». Это когда в детдом попадают сироты из приемной семьи. Взрослые осознают свои ошибки, что не способны относиться к чужому ребенку, как к своему, либо признают свои ошибки, еще хуже, когда опека отнимает ребенка у нерадивых, для которых прием ребенка в семью был как «бизнес-проект». Именно поэтому, мы не спешим резко менять систему, чтобы потом не признаваться себе в том, что хотя бы один ребенок пострадал от нашей ошибки. Это проект, требующий большой ответственности, поэтому мы будем аккуратно постепенно идти к намеченной цели.
— В приюты и детские дома попадают не только сироты…
— В том-то и дело! Приюты — это зачастую истории семей, оказавшихся в кризисной ситуации. Давайте для примера вспомним 2008 год — кризисный для всей страны. На фоне многолетних статистических данных, за которыми стоят судьбы многих семей, к концу 2008 года резко увеличилось число воспитанников социальных приютов. Заметьте, не ввиду смерти родителей, а потому что жизнь поставила подножку: лишила работы, возможности вовремя платить за коммунальные услуги, кормить детей и достойно подготовить их к школе…
Ну лишили бы мы родительских прав и отправили бы ребенка в детдом при живых родителях, кому проще? Чиновникам, которые сняли с себя ответственность — не нужно домой соцслужбы отправлять, учителей просить более внимательно отнестись к ребенку, центры занятости напрячь с поиском работы взрослым членам семьи и т. д. Просто отнять ребенка из привычной среды и все…
Мы хотим, чтобы интересы ребенка, интересы семьи были соблюдены в первую очередь! А для этого как раз и нужно больше думать профилактике. Это ведь вполне логично: купить ребенку теплые ботинки или всю зиму лечить его от настигшей пневмонии.
— Логично и вполне обоснованно. Неужели раньше об этом не задумывались?
— Задумывались, конечно, но система муниципальных приютов формировалась в конце 90-х годов. А до этого их не было. Возникли они на фоне требования времени, на фоне кризиса 98-99 годов.
Кризисы завершились, приюты остались, сегодня их в Башкирии чуть меньше сорока с примерно 900 койко-местами. Представляете, сколько детей при живых родителях по 3 месяца находятся вдали от дома? В прошлом году через систему приютов прошло 3298 детей.
Вы напомнили, что министерству семьи почти 2 года. За это время мы уже снизили число мест в приютах (они становятся менее актуальны) и увеличили долю жизнеустройства детей, в большинстве своем они быстрее и в большем количестве возвращаются в родные семьи. Штатные работники приютов переквалифицируются в психологов, которые сейчас наиболее необходимы, ведь мы говорим о профилактике. Лучше детский сад в районе, чем приют, так ведь? И мамы могут работать и заботиться о своих детях.
Материнская любовь — это дар. Между ребенком и матерью всегда существует связь. И мы хотим эту связь помочь укрепить, а не разорвать.
Прокомментировать