В их числе — уфимские журналисты, авторы «Медиакорсети» корреспондент Андрей Королев и фотограф Владимир Ковальчук. В рамках награждения они были приглашены на несколько дней в Петербург для участия в программе, подготовленной организаторами конкурса — Эрмитажем, благотворительными фондами Владимира Потанина и «Про Арте». Напомним, о награждении победителей регионального уровня и программе в Екатеринбурге «Медиакорсеть» писала ранее.
В этом материале — несколько наиболее важных пунктов этой небольшой одиссеи, о которых хочется рассказать — точнее, показать — всем, независимо от города проживания.
Жизнь внутри каменной капли
Главным пунктом программы стало посещение реставрационно-хранительского центра «Старая деревня» — фондохранилища Эрмитажа. Здесь находятся многочисленные коллекции, которые не так давно находились в опечатанных хранилищах и не были доступны широкой публике. На сегодняшний день это комплекс зданий общей площадью 35 тыс. кв. м. Первая очередь строительства фондохранилища началась в 90-е и была завершена к 300-летию Петербурга в 2003 году: проект был связан с необходимостью перемещения части запасников и мастерских из перегруженных зданий музея, а также со специальными условиями хранения.
В основном фондовом корпусе разместились эрмитажные коллекции отделов западноевропейского искусства, истории русской культуры, Востока, археологии Восточной Европы и Сибири, а также лаборатория научной реставрации станковой живописи. Среди прочих можно выделить зал карет — специально созданное помещение для экспонирования собрания экипажей музея, хранилище мебели XVI–XIX вв. (около тысячи образцов европейской мебели), фонд живописи отдела истории русской культуры (около 3,5 тыс. полотен русских художников, а также иностранных художников, живших в России).
Сложно в двух словах описать коллекции, протяженность экскурсионных маршрутов по которым составляет около двух километров, а во временном отношении — около 10 тысяч лет. Здесь можно увидеть резную деревянную дверь из самаркандской гробницы Тамерлана (они изображены на знаменитой картине Верещагина «Двери Тимура»), датируемая 1404 г. и поступившая в Эрмитаж в 1897 году, или, скажем, часть Парадной турецкой палатки — шатер, подаренной султаном Селимом III императрице Екатерине II после окончания русско-турецкой войны 1787–1791 гг.
Также внутри комплекса работает ряд реставрационных мастерских.
Время, вытоптанное мыслями
Как и в прошлом году, для победителей была организована экскурсия в Главный Штаб Эрмитажа. Основные экспозиционные помещения объединены в три анфиладные линии и дополнены центральной Большой анфиладой внутренних дворов-атриумов. В экспозиционную зону из парадного входного вестибюля ведет монументальная лестница, размещенная в самом большом из пяти внутренних дворов.
На втором этаже музея открыта экспозиция «Искусство эпохи модерна», на третьем этаже — «Под знаком орла. Искусство ампира», «Французская живопись и скульптура XIX века», «Западноевропейское искусство XIX века (Германия, Голландия, Бельгия)», Музей гвардии XVIII века, постоянная выставка про Министерство иностранных дел Российской империи, также некогда занимавшее эту часть Главного штаба. На четвертом этаже в «Галерее памяти Сергея Щукина и братьев Морозовых» представлена живопись Франции второй половины XIX века: импрессионистов, постимпрессионистов, художников группы Наби. Отдельные залы отведены для полотен Матисса, Пикассо и других мастеров XX века.
Строительство точки
В непосредственной церемонии награждения победителей конкурса, которая традиционно была приурочена к Дням Эрмитажа в Петербурге, приняли участие директор Государственного Эрмитажа Михаил Пиотровский, генеральный директор Благотворительного фонда Владимира Потанина Оксана Орачева и директор Екатеринбургского музея изобразительных искусств Никита Корытин.
Напомним, в 2019 году «Искусный глагол» проводился в четвертый раз с целью отметить достижения журналистов и блогеров, пишущих о культуре и освещающих деятельность музеев в регионах. С момента запуска конкурс расширил свою географию до 20 регионов, объединив участников в «кластеры» с центрами во Владивостоке, Екатеринбурге, Казани и Омске, где работают или строятся спутники Эрмитажа. В конкурсе шесть основных и три почетные номинации, в этом году участие в конкурсе приняли 238 журналистов из 22 городов, представив более 600 материалов. Полный список победителей доступен на официальном сайте фонда Потанина.
Фуршет для победителей был организован в стенах Зимнего дворца Петра I.
Непонятная, недосягаемая
Удачным дополнением к программе стала (почти) случайно обнаруженная выставка Миши Павловского «Хирон и Ясон» в галерее «Art of foto».
— Миф о Ясоне — метафора о необходимости пути: он ищет Золотое руно, но что это такое? По большому счету, человек отправляется в путешествие ради путешествия. Хирон — бессмертный царь-кентавр, учитель молодого Ясона. И Ясон рядом с ним живет в постоянном присутствии вечности, ощущает ее — непонятную, недосягаемую. Вторая история — пьеса Макса Фриша «Санта Крус» про женщину и двоих мужчин: один Барон, другой Пелегрин, пират. И опять здесь важен не столько сюжет, важна вечная борьба внутри человека. Третий рассказ «Сказка» В. Набокова, где человек каждый день в трамвае у окна мысленно выбирает женщину. Ему является Сатана и предлагает сделку. Дальше снова дело выбора и тема дороги.
— Все эти путешествия от женщины к женщине, от цели к цели, от цели к бесцельности. Это очень важная тема для фотографа, потому что фотография — это рассказ, в первую очередь, о красоте. И мне фотография дала возможность разложить восприятие всех этих историй так, чтобы вместить и Ирвина в трамвае, и Барона с Пелегрином, и ощущение страха и восторга перед морем, и историю с бессмертным Хироном и путником Ясоном».
Ноль, связанный и опрокинутый
За современное искусство в программе отвечала премьера произведения композитора Бориса Филановского «Архитектон Тета» в БДТ им. Товстоногова и Фанерном театре. Как отмечается на сайте театра, это «звуковая скульптура для ансамбля, хора и слушателей в движении», написанная специально для пространства Фанерного театра по заказу БДТ и фонда «Про Арте». Название продиктовано кубистической конфигурацией Фанерного театра, отсылающей к архитектонам Малевича и к его «планитам землянитов», кроме того, греческая буква «тета» — первая в слове «θέατρον» (театр). Инструменталисты находятся внутри Фанерного театра, а хор — снаружи по периметру; все это объединяется в сложное звучащее тело, которое невозможно услышать целиком из одной точки, так что слушателям приходится перемещаться по театральному фойе, постоянно меняя акустический фокус.
— Это решение необычно: как правило, в пространственной композиции слушатель либо находится на пересечении звуковых потоков, либо должен переходить от одного обособленного звукового объекта к другому. На такой подход меня навела неопределимость, уникальность Фанерного театра, напрямую связанная с супрематизмом: это не архитектура, не инженерия и не скульптура, а все сразу — плюс музыкальный инструмент, из-за резонаторных свойств фанеры. Так что результат вряд ли можно назвать музыкальным произведением; здесь мы имеем дело с неким аналогом «движения живописных плоскостей» (Малевич), которое я постарался развернуть во времени и звуке, — комментирует идею автор Борис Филановский.
И если для музыкальной интерпретации этого произведения нужно обладать определенным бэкграундом, то в концептуальном смысле открывается больше пространства для вариантов ответа. В этом контексте Фанерный театр работает как некое новое ядро, возникшее внутри старого, классического театра и уперевшееся в потолок, готово своим дешевым материалом и цветом расцарапать уникальный декор и проломить исторические стены (любая дискуссия о нынешнем современном театре именно об этом болезненном вылезании за рамки). Важно то, что в оригинале острый угол Фанерного театра беспардонно влезает в зрительный зал (острый нос Фанерного театра — аллюзия на «Буратино» Толстого, в которой исследователи видят злую пародию на театр Мейерхольда).
Но что-то не так: исполнители и музыканты, очевидно, не слышат друг друга в полной мере и физически попросту неспособны слиться для каждого зрителя в единый хор и сформировать некое внятное высказывание, поэтому в их партитуре — лишь отдельные звуки, а не полноценные слова. Это работает как в первом отделении, которое исполняется в фойе театра, так и во втором, которое исполняется внутри зала БДТ.
Зритель может свободно перемещаться как снаружи фанерного театра, так и заглядывать внутрь во время постановки, но не способен объять футуристический, буквально «заумный» замысел. Попытки нового языка непонятны — нет пояснений, нет словаря, ответ топором висит в воздухе. И в этом контексте важно, что нос фанерного театра в зрительном зале БДТ отрублен — его нет, там дыра, уходящая в живот старого здания. Значит, что-то произошло — либо новый театр уже не любопытен настолько, что не может пробить холст в условно новый (и лучший) мир, либо ему это любопытство обломали некие внешние факторы. Движение нового театра зафиксировано настолько, что оно выглядит окаменевшим и слишком громоздким, чтобы хоть как-то продвинуться — любое движение театра внутри театра, кажется, грозит разрушением обоих конструкций.
Бесконечность проспекта, возведенного в энную степень
«Мы, провинциалы, устремляемся в Петербург как-то инстинктивно. Сидим-сидим — и вдруг тронемся. Губернатор сидит и вдруг надумается: толкнусь, мол, нет ли чего подходящего! Прокурор сидит — и тоже надумается: толкнусь-ка, нет ли чего подходящего! Партикулярный человек сидит — и вдруг, словно озаренный, начинает укладываться… „Вы в Петербург едете?“ — „В Петербург!“ — этим все сказано. Как будто Петербург сам собою, одним своим именем, своими улицами, туманом и слякотью должен что-то разрешить, на что-то пролить свет. Что разрешить? на что пролить свет? — этого ни один провинциал никогда не пробует себе уяснить, а просто-напросто, с бессознательною уверенностью твердит себе: вот ужо, съезжу в Петербург, и тогда… Что тогда?» М.Е. Салтыков-Щедрин.
Прокомментировать